Саундрама продолжает триумфальное шествие по Москве. Владимир Панков выпустил в Театре Наций музыкально-драматическую версию трагедии Шекспира.

Саундрама, если не вдаваться в художественные детали, — это жанр, качественно сочетающий в себе музыку (иногда просто звуки) и драму. В театре такое сочетание встречается довольно часто, если не повсеместно. Отличие же в том, что саундрамный звуковой ряд выполняет не вспомогательную, а равноценную драматической составляющей функцию. Владимир Панков — человек, не только наделенный режиссерским воображением, но и тонко слышащий, благодаря чему ему удаются спектакли, которые можно традиционно «смотреть», воспринимая картинку и текст, а можно нетрадиционно — «слушать», концентрируясь на мелодике, звукописи и прочих музыкальных изысках. Лучше, конечно, комбинировать. Тогда удастся постичь всю саундрамную прелесть.

Практика, на самом деле, гораздо веселее теории. Только представьте: вместо двух абстрактно воинственных и давно вымерших итальянских кланов, на сцене — московские мажоры и гопники, обобщенно восточной национальности. Монтекки в золотых футболочках и Капулетти в спортивных костюмах — эти реальные пацаны, понятно, почему враждуют. Дабы избежать малейших сомнений в конкретности «здесь и сейчас» — по телевизору вперемешку с новостями из горячих точек транслируют Евгения Миронова, новогодне обращающегося к гражданам с речью веронского герцога. Милые сердцу несерьезной категории зрителей хохмы в первом акте «Ромео и Джульетты» явно преобладают и над саундом и над драмой, вполне, кстати, в духе этой жизнерадостной трагедии. Впрочем, нянюшка с профессиональным меццо, виолончелистка, по пятам следующая за Джульеттой, и контрабасист, вторящий Ромео и параллельно пристающий к виолончели, — с самого начала задают музыкальный фон. Не говоря уже о почти бродвейских танцевальных и песенных номерах, каким-то чудом влитых в тело не очень-то, прямо скажем, попсового спектакля.

Играют «Ромео и Джульетту» на трех языках. Помимо русского, на шекспировском и на языке обобщенно восточных Капулетти (видимо, вполне конкретном, но нами не идентифицированном). И помимо того, что временами это «кургыргым, sir» звучит весьма комично, с точки зрения режиссера, оно просто — звучит, и довольно выразительно.

По счастью, в водовороте острой актуальности и звуко-лингвистических эффектов пара несчастных малолетних влюбленных забыта не была. Подростковая влюбленность — забавная, нежная и страстная — в спектакле на редкость хороша. Луноликая Сэсэг Хапсасова со своим удивительно мощным голосом и удивительно непоэтичными «Чё?» представляет, мягко говоря, не самую привычную Джульетту. Зато Ромео Павла Акимкина, хотя и вполне соответствующий фирменным позлащенным кроссовкам семьи Монтекки, успешно сочетает комическую отделку и саундрамную форму с классическим содержанием. Актеры в спектакле Панкова не пали, как это часто бывает, жертвой в борьбе за высокую театральную идею. На них хочется смотреть, их приятно слушать и страшно жаль, что убивают роскошного Меркуцио Петра Маркина. Впрочем, на то он и новый театр, чтобы незамедлительно вернуть всенародно любимого шекспировского шалопая на сцену и позволить ему самостоятельно рассказать о только что произошедшей дуэли.

Реплики персонажей вообще кочуют в версии Владимира Панкова из уст в уста, да и сами герои ненароком меняются обличьями. Чем ближе к развязке — тем сумбурнее панковский Шекспир и яростнее звукоряд. Логика — проста и понятна, однако впечатление от этого не менее сильное, если, конечно, отдаться на волю саундрамных волн.