«Пять вечеров» за колючей проволокой

В Ленкоме поставили пьесу Володина.

Володинская драматургия сегодня в тренде. «Пять вечеров» можно увидеть в «Современнике» (Елену Яковлеву в роли Тамары заменила Евгения Симонова, Ильина по-прежнему играет Сергей Гармаш), в «Мастерской Петра Фоменко» (у режиссера Рыжакова в образ любящей пары вживаются Полина Агуреева и Игорь Гордин), теперь вот в «Ленкоме». В театре Марка Захарова ее поставил петербуржец Андрей Прикотенко, главные роли он отдал Олесе Железняк и Андрею Соколову. Выбор интригующий, если учесть, что оба актеры в ролях такого масштаба ранее замечены не были. Хочешь — не хочешь, а сравнения с кумирами неизбежны. А ведь еще есть недосягаемый идеал — фильм Никиты Михалкова, в котором играла Людмила Гурченко и Станислав Любшин.

Видимо, мысли о сравнении, приходили в голову и режиссеру Прикотенко. Он решил поставить володинский шедевр так, как никто еще не ставил. А именно — вытащить на свет лагерное прошлое Ильина. Не курсивом или намеком обозначить его, как это делал, собственно, сам Володин. А так, чтобы в зрительном зале не осталось тех, кто не понял.

Исторический уклон, безусловно, имеет право на существование, но в случае с Володиным он не может быть смыслообразующим. Его драматургия зиждется на подробностях чувствования, сердцем ее, основой ее является человек. Условия же, в которые человек поставлен, значение имеют постольку поскольку. В «Ленкоме» эту аксиому зачем-то попытались опровергнуть.

Лагерная тема обозначена еще в фойе —  выставкой, посвященная жертвам сталинских репрессий. Сам спектакль начался с эффектного появления трех зэков в телогрейках, засыпанных снегом. Декорации тоже красноречиво свидетельствовали о режиссерской концепции: глухая стена из красного кирпича, нары вместо кровати... Агрессивному нагнетанию володинский текст не подчинился. В нем столько нежности, юмора, мудрой печали. Он выше любой истории, даже с самой трагической. Любовь между Тамарой и Ильиным — это не любовь между людьми, которых разлучила война и лагерь. Это любовь вообще, как таковая. В ней интересны и бесконечно трогательны паузы в диалогах, недосказанности, смущенные попытки не обнаружить большое чувство.

В условиях, заданных Прикотенко, вся эта прелесть размыта. И что еще хуже — происходящее на сцене напоминает сериал. Кстати, о мыле вынуждает думать и актерская игра второстепенных персонажей. Пожалуй, всех, кроме Александра Сирина (он замечательно играет друга Ильина — инженера Тимофеева). На таком фоне работы Соколова и Железняк предстают в выгодном свете. Соколову удалось сыграть робость взролого мужчины, не знающего куда деть руки-ноги в момент встречи с «той самой». А Железняк, несмотря на фирменные замашки клоунессы, убедить зрителя в том, что ее Тамара — персонаж трагический. В измученная бытом и одиночеством «передовике производства» живет женщина, умеющая любить и ждать.

В сыгранной истории множество неувязок (одна из самых запоминающихся — почему Ильин, отсидевший по политической статье, ближе к финалу спектакля начинает разговаривать на блатном жаргоне и почему на груди у него оказывается наколка-профиль Сталина). Но эти неувязки — пустяк по сравнению с главной неудачей спектакля: его мертвой концепцией. Володинская история любви все равно прозвучала громче исторических обобщений. А если еще честнее — обощения эти оказались не к месту. Как ни крути, а Володин и пафос (пусть даже исторический) — понятия несовместимые.