Первая премьера на исторической сцене Большого театра обернулась громким разбирательством между противниками и адептами «нового оперного стиля».

Из объективно пафосной оперы Михаила Глинки «Руслан и Людмила» режиссер Дмитрий Черняков сделал образцовый арт-перформанс со всеми вытекающими от такой метаморфозы последствиями. Из пушкинского шедевра была вынута сказка. Взамен публике предложили четырехчасовое неровное действо, призванное символизировать победу настоящего чувства над мороком потребления, который объято все современное общество.

Собственно, ничего нового господин Черняков не сделал, и те, кто видел на Новой сцене Большого его «Воццека», «Дон Жуана» и др. оперы, шока не испытал. Перенос места действия в нашу эпоху, очевидная и злая насмешка над современными пороками, традиционная обнаженка, оргии в исполнении статистов... продолжать нет смысла, большинство театралов видели это не один и даже не десяток раз. Внезапный скандал можно объяснить только тем, что «Руслан и Людмила» стал оперой-открытием Исторической сцены. Разумеется, хранители традиций (а вместе с ними и обыватели, никогда не видевшие черняковских постановок) ожидали спектакля другого толка.

Случившаяся же опера — это злой перевертыш, эдакий большой стиль наоборот. Как только открывается легендарный золотой занавес Большого, зритель видит роскошную костюмированную свадьбу. Людмила в сарафане, Руслан в кафтане, гости, гусли, мед-пиво... все, как положено. Смущает только оператор, снимающий все это народную сказку на видео. Дальше-больше. Руслан переодевается в джинсы и аляску, Наина — в костюм стервы, Финн снимает бородку и закуривает, Фарлаф открывает бутылочку с пивом...

Непривыкший к подобным метаморфозам зритель громко кричит «на мыло!» и покидает театр в первом же антракте. В зале остаются только те, кто, если не принимает, то хотя бы пытаются понять черниковский замысел.

А он есть. Другой вопрос, что воплощение спорное. Черняков в своем новом спектакле ставит вопрос, может ли настоящее чувство выжить в нынешнюю эпоху. Решать, так это или нет, приходится идеалисту Финну и злой волшебнице (в новой версии — хозяйки борделя) Наине. По сути, эти двое выясняют свои собственные отношения, но с помощью испытаний, которым подвергают молодоженов Руслан и Людмилу. Жених отправляется на поиски похищенной невесты.

Мизансцены сменяют одна другую, как в голливудском блокбастере, правда, перерывы между ними длятся не полсекунды, а добрых минут 5. За это время скучающей публике демонстрируют компьютерную проекцию лиц Финна и Наины. «Перебивки», действительно, затянуты, но, как идея не так уж плохи.

Все движется согласно либретто, вот Руслан прыгает по страшным каменным глыбам, усеянным окровавленными телами в камуфляже, потом разговаривает с компьютерной Головой, добывая ненужный ему меч. Вот ему являются «сады Наины» (особняк, в котором юные девы развлекают заезжих господ-богачей), следом Горислава пытается вернуть себе Ратмира всеми сексуальными способами, которые знает.

Разновидности борделя на сцене Большого театра могут показаться возмутительными, однако и они легко укладываются в либретто и пушкинские строки «у нас найдешь красавиц рой». Впрочем, того же нельзя сказать про «бордель», которым окружена Людмила. Ее ублажают не одни только служанки, но и массажисты, и повара, и мускулистые рабы, разукрашенные татуировками. А «волшебный сон» случается с невестой после однозначного укола (вот такой поворот сюжета оказался прямо-таки солью на раны адептов большого русского стиля).

Для специалистов же эта постановка — прекрасное упражнение — кто найдет больше подсмыслов. Оперу Чернякова увлекательно не столько слушать (здесь, к сожалению, также не обошлось без «провалов»), сколько расшифровывать. Она похожана на тексты Пелевина и Сорокина, в ней все — морок и самообман, очевидность которого должна проявиться в самом конце. Жаль только, что свойственный вышеназванным авторам юмор, Чернякову не подвластен. Так, контраст между тем, что он хотел сказать и тем, что видел неподготовленный зритель, оказался настолько большим, что оперу сочли чудовищной.

В финале, тем не менее, все спасены и вроде как счастливы. Свадебный пир продолжается, но уже без ура-патриотического пафоса, почти печально. Как будто и актеры, и даже герои Пушкина знают, что конец скоро близок. Конец оперы, любви и сказки.

фото: сайт Большого театра