Новый сезон «Сатирикон» открыл премьерой спектакля Викора Рыжакова. Более дерзкого прочтения школьной классики трудно себе представить. И так же трудно переоценить.

Маленькие трагедии Пушкин написал «болдинской» осенью, и все четыре произведения («Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость» и «Пир во время чумы») посвятил теме человеческих страстей. Спустя почти 200 лет новаторский взгляд режиссера Виктора Рыжакова отрицает чистоту заявленного Пушкиным жанра и превращает четыре отдельно взятых трагедии в одну большую человеческую комедию.

Все сюжеты Рыжаков развивает параллельно — сцена одной пьесы всегда неожиданно и эффектно сменяют одна другую. Образы Дон Жуана, барона, Лауры, Моцарта, Сальери и прочих в этом спектакле размыты настолько, что в них легко запутаться. Карнавальный прием маски здесь оправдан — в обезличенных героях , как зеркале, хорошо видны недостатки каждого сидящего в зрительном зале. Трагедия, она внутри людей, снаружи же все эти страсти-мордасти выглядят по меньшей мере смешно.

На сцене все, как в жизни. Одни любят, другие перестают любить, третьи «над златом чахнут», четвертые сгорают от зависти... Не меняя текста, Рыжаков вскрывает новые смыслы. В речах актеров смещены акценты. Моцарт, к примеру, говорит как грузин, Сальери, облачившись в наряд рок-звезды, поет «Лакримозу», Дон Жуан рыщет в поисках любви под развеселую музыку Горана Бреговича, в спектакле даже нашлось место контактной импровизации (сцена «явления народу» Дон Жуана и его верного слуги Лепорелло)...

Абсурдисткое и импровизационное начала здесь очень сильны, как, впрочем, и в недавней премьере театра — бутусовской «Чайке». Сценическая реальность также подчеркивает здесь фарс жизни. Видео-мэппинг — не просто дань современным технологиям, но гарантия того, что зритель не увидит на сцене ни одного штампа. Согласитесь, Пушкин, сыгранный не в декорациях, а на фоне видеопроекцией в 3D — это вызов. В данном случае вызов со знаком плюс.

Еще одно достоинство премьеры — это драйв, с которым играют артисты. Молодая энергия устремляет действие вперед, порой кажется, что смотришь не спектакль, а захватывающий фильм, почти блокбастер. Костюмы на героях просятся на подиум — прозрачные боди, пышные юбки драматических цветов, смокинги, грузинские папахи, белоснежные туники. Кроваво-красные губы женщин также символичны. Они — опознавательные знаки всеобщего напряжения, растущего предчувствия любовного, да и жизненного фиаско. Только один наряд в спектакле аутентичен эпохе — камзол Моцарта, которого играет Константин Райкин. Нарочитое соответствие как символ избранности гения.

«Моцарт и Сальери», пожалуй, самая сильная пьеса цикла. Историю про гения и злодейство Райкин и его ученик американец Один Байрон (его зритель помнит по сериалу «Интерны») разыгрывают с эстрадной страстью. Райкин, отрешившись от своего амплуа маленького человека, пожираемого комплексами и тайными желаниями, перевоплощается в гениального ребенка. Он весел, игрив, только глаза выдают вселенскую печаль. Байрон очевидно взволновал доставшейся ему ролью, тем не менее он убедителен — играет Сальери зло, почти с ненавистью. В трагическую зависть соперника Моцарта веришь сразу.

«Пир во время Чумы» — это всего лишь посыл к грандиозному финалу. Последние 5 минут спектакля буквально бьют наотмашь — актеры ничего не играют, они сервируют длинный стол, а на черном заднике сцены в качестве титров бегут строчки из «Фауста». Аффектация присутствует с такой концовке, но это не отталкивает. Скорее наоборот — завораживает. Громкий финал подводит жирную черту под идеей жизни как пиршества. Шоу, конечно, должно продолжаться, но рано или поздно его все равно поглотит черная мгла небытия.