Две части триптиха польского мэтра произвели эффект разорвавшейся бомбы.
Адептов и хулителей творчества польского мастера примерно поровну. Первые захлебываются от восторга, рассуждая о психологическом трансе, в который он погружает зрителя, его жестоком режиссерском методе (Люпа ставит актеров в невыносимые условия, заставляет часами импровизировать, выносить на сцену интимные переживания). Вторые утверждают, что в постановках Люпы много скуки, бессюжетности и бездействия, а также совсем необязательного обнажения актеров на сцене. Тем не менее спорить с тем, что Люпа — живой классик, нет смысла. Этот режиссер меняет театральную реальность вокруг себя. Создается впечатление, что он сдирает кожу с тела, и маску с души своих персонажей-актеров. Они для него суть одно и то же. Поэтому работает он всегда с исключительными артистами, которым есть, что сказать и публике, и режиссеру, и себе самим. Такими, как Малгожата Браунэк (Элизабет из «Тела Симоны» и Сандра Коженяк (Мэрилин из «Мэрилин»).
Сценография Люпы выглядит схематичной. Зритель видит то ли заброшенный барак, то ли действующий цех завода. Стены и крыша подтекают, повсюду ржавчина, кажется, плесень. Существовать в таких условиях дискомфортно, философствовать — тем более. Визуальное нагнетание — логическое продолжение душевных терзаний героини. Ближе к финалу образ появляется образ Симоны Вайль. Как сон или призрак, измученная актриса поговорит с ним, потом обнимет и уснет на железной кровати. Очень может быть, что навсегда.
Безусловной духовной смертью главной героини заканчивается спектакль «Персона. Мэрилин». Мэрилин лежит обнаженная на столе, напоминающем жертвенник, а ее видеопроекция горит на глазах у ошалевшей публики. Это несомненная метафора смерти Монро-личности. Погубивший ее гламурный образ, напротив, бессмертен. Люпа сделал спектакль о настоящей Мэрелин, нервной, истеричной женщине, погрязшей в собственных комплексах, обреченной на нелюбовь и непонимание. Она отчаянно борется за себя настоящую. Это очевидно и в безумных разговорах с педагогом по актерскому мастерству, фотографом, психоаналитиком, и даже случайным сексуальным партнером. Ко всем им она пристает с вопросом «а ты меня любишь»? И ни от кого не слышит слов, которых так жаждет. На сцене Мэрилин всегда полуобнажена. И это как раз тот редкий случай, когда прием оправдан. Голливудская небожительница на самом деле была такой — с голым нутром. Голое тело здесь только символ.
Радикальный способ Люпы заключается в жестоком исследовании человека. В свержении кумиров, которых не было. В открывании Личностей. Это «погружение» уникально, и потому действует на зрителя как гипноз. Гипноз самопознания.
