Маленькие балетные шедевры Начо Дуато и Александра Экмана привез в Москву Национальный Театр танца Испании.

На самом деле балетных программы из Мадрида на Чеховском фестивале две, до презентации второй еще неделя, сегодня же столичные театралы увидят первую. В комплекте — Gnawa и Arcangelo от Начо Дуато, на десерт — Flockwork Александра Экмана. Балеты Дуато, как всегда, отличает обезоруживающая чувственность и какая-то, почти неправдоподобная томность. А новую для массового зрителя хореографию Экмана, напротив, энергичность и ярко выраженный юмор.

Gnawa — 20-минутное хореографическое высказывание на тему любви к средиземноморской родине. Дуато, не вдаваясь в исторические или, упаси бог, политические подробности, поставил балет-зеркало. При минимуме декораций (только только черные шкафы-купе по краям сцены и удивительный дизайн света), ему удалось воплотить на сцене край полуденного солнца и теплого моря, беззаботной любви и чувственной неги. Артисток он одел в черные платья с летящей юбкой, артистам обнажил торс и «подарил» расшитые золотом, напоминающие египетские шаровары штаны. В Gnawa Дуато верен себе — он выстраивает цепочку балетных дуэтов так, чтобы зрителю было очевидно: так и только так можно станцевать умиротворенную радость и любовное счастье. При этом это не гендерный балет с пристрастиями: разно- и однополые пары случаются сами собой, в процессе, так сказать, любовной импровизации. Артисты двигаются подобно морскому прибою — их тела приобретают несвойственную человеку текучесть, потом вдруг — один-два взмаха рук и ног, зависание над «бездной» и бах, прыжок вниз, в глубину. Вывороченная пятка, мягкая кисть, — в бесконечности этого трогательного танца заключена авторская неизбывная и светлая грусть. Завораживающая медитативность действа оправдана темой: ведь любовные признания следует писать медленно, вдумываясь в каждую строчку. Чтобы не промелькнула пошлая фраза (пируэт) и не проявилась дерзость(в движениях и мыслях). В финале, в сгущающейся над сценой тьме, артисты берут в руки глиняные плошки с зажженными свечами и поднимают их к небу. И от силы этой застывшей молитвы перехватывает дыхание.

Arcangelo — еще одна вариация духовного балета, танец-размышление о дороге в Рай и обратно. Музыка Корелли и Скарлатти определяет вектор танца, наполняет его внутренней силой и гармонией, свойственными упоительно-прекрасной эпохе барокко. Условные стены сцены в этом балете облицованы золотом, на сцене еще три золотых пригорка. Между ними как раз и случаются хореографические монологи и неправдоподобные дуэты. Дуато подчеркивает притягательную роскошь земных грехов, на небесный свет райских наслаждений он намекает только спустившимся из-под колосников черным отрезом шелка, в котором намеренно путаются танцоры, и который в финале поднимается вверх вместе с самой страстной парой балета. Безупречная хореография этого получасового действа дарит не только визуальное, но и чувственное наслаждение. О внутренних поисках Бога и правды так страстно, языком танца ни до, ни, кажется, после Дуато никто не расскажет.

Третья одноактовка Flockwork представляет собой балет совершенно иной по стилю и концепции. Многообещающий швед Александр Экман далек от поэзии и тем более религиозных раздумий. Кроме того, он явно большой шутник. Flockwork — эдакая хулиганская миниатюра о том, что есть движение масс и пресловутая сила толпы. При этом никакой политики и мрачных предостережений: Экман как будто рассказывает анекдот. Его танцоры, выбегая из одной кулисы в другую, уморительно смешно семенят по сцене, брезгливо водят носами и кривляются. Пока один единственный оторвавшийся от них «птенец» слушает сентиментальную песнь на допотопном радиоприемнике. Эффектна и незабываема сцена застолья, когда артисты сначала в голос смеются, тычут в зрительный зал пальцем и выплясывают нечто, напоминающее обрядовый танец прямо на скатерти. Так Экман демонстрирует зрителю суету повседневности, ее заразительную гонку за иллюзиями и воздействие чужого мнения на наши решения. И вот так же, чуть агрессивно и как бы играючи, он  учит своего зрителя смелой, а значит настоящей жизни.