Кумир всех «сельских пацанов», комбайнеров, трактористов и грузчиков арбузных фур. Игорь Растеряев рассказал о своем городском детстве в Ленинграде и самых близких сердцу местах в центре Северной столицы.

Мой Питер — это Дзержинский район Ленинграда. Здесь я родился и вырос. На улице Петра Лаврова (сегодня это Фурштатская) располагаются Дворец бракосочетания, где расписались мои родители, оба моих детских сада, роддом №2 и Дом Малютки. Именно в нем меня и зарегистрировали, подарив синюю медаль «Рожденный в Ленинграде».

Рылеева, 17 — мой родной двор, в котором я провел семь первых лет своей жизни. Раньше двор был проходной, и мы детьми любили гулять по брусчатке, нравилось мне полировать эти булыжники. Так можно было уйти очень и очень далеко от дома. Сейчас, в «эпоху заборов», все, естественно, загородили (на всякий случай), да и брусчатку закатали в асфальт…

Так как особо в центре негде было гулять, нас от детского сада водили именно в мой двор. Воспитатели много рассказывали о Великой Отечественной войне. И у меня, пятилетнего мальчика, возникали свои странные ассоциации. Например, у дома есть глухая стена и я задумывался, больше ли народа погибло в войну, чем кирпичей в этой стене? Но в основном было спокойное, обычное детство.

Очень любил кататься на велосипеде, а папаша держал меня, чтобы я не завалился. Играли с ним в футбол, точнее стучали о стенки дома до тех пор, пока не выходили соседки и не ругали нас из-за шума. После этого приходилось уходить в Таврический сад или к собору на Преображенской площади.

С собором у меня связано много детских воспоминаний. В нем меня крестили. Интересно, что во время обряда я очень сильно схватил батюшку за бороду, так как боялся утонуть в купели. Потом помню — повели в алтарь, дали кагору. В детском саду нас воспитывали, естественно, по атеистическим канонам. Так вот, наматывая круги вокруг собора на все том же велосипеде, я проезжая мимо сидящих на скамейке старушек как-то раз крикнул им тонким детским голосом: «Бога нет!». Бабушки возмутились и очень обозлились.Они решили меня поймать и наказать, но я от них ускользнул и опять помчался вокруг собора. Тогда бабушки перекрыли мне дорогу, но трех старушек не хватило, чтобы полностью перегородить проезд. Я обогнул их опять. На третьем круге хитрые женщины решили использовать свои палочки и клюшки, чтобы не дать мне и в третий раз проехать мимо. В самом узком месте дорожки они сформировали «заградительную композицию»: бабушка-клюшка-бабушка-клюшка-бабушка. Уйти от такой хитрости не удалось. Я выскочил на велосипедике из-за поворота и впилился в самую агрессивную бабульку. Маме тогда стоило больших трудов отбить меня и увести домой.

В детстве я был беспокойным ребенком. Родителей даже вызывали в детский сад из-за моих рисунков. Все дети рисовали цветочки-радуги, а я, по мнению воспитателей, головорезов с ножами и отрубленные головы. Пришлось долго объяснять, что это всего лишь Питер Пэн и Колобок. Кроме того, как-то раз убежал от отца из Таврического сада домой.

На мой характер и на становление личности очень повлияло лето, проведенное в деревне Раковка. Мотоциклы, рыбалка, речка — все это так отпечаталось в моем сердце, что в город возвращался совсем не коренной петербуржец. Нахватавших диалектизмов, я не только не стал от них избавляться, но и самостоятельно культивировал и развивал их в своей речи. Теперь это помогает мне в моем творчестве.

Но без тоски по родному городу не обходилось. Это проявлялось в деталях. Например, мне очень не хватало черного питерского хлеба. И родители, приезжая в Раковку позже меня, его всегда привозили. Кроме того, очень не доставало прогулок по историческому центру. Сегодня я посещаю многие города России и в таком масштабе сохранившейся исторической части города нигде больше нет, кроме, пожалуй, Самары.

Питер — мой родной город. Детские воспоминания о нем у меня только положительные, даже несмотря на «медвежью берлогу» в Таврическом саду, которой пугал меня отец, чтобы я не убегал от него…