Андрей Ройтер
Человек, почти всегда видимый со спины, или чемодан, или рекламная вывеска, или ее часть, или кусок какой-то конструкции, или грубо замазанный и черный как сажа рупор. Тут всегда есть какой-нибудь объект с неизвестной функцией. Или вот, например: посередине листа висит маленький домик. Откуда он взялся и как удерживается здесь, и, главное, зачем нужен?
Вещи Андрея Ройтера 80-х годов большей частью не сохранились, но уже тогда получалось нечто подобное: очевидцы припоминают своеобразный поп-арт и общую розовую гамму, лицо повара с пачки пельменей и дверь от холодильника с приклеенной к ней мордочкой зайца. Предположим, что тогда мир действительно виделся Ройтеру в розовом цвете: в 1985 году он с друзьями устроился работать сторожем в детский сад в Хохловском переулке. Там и жили (объект не функционировал), принимали многочисленных гостей, там же занимались искусством; в истории искусства после этого так и значились: группа «Детский сад».
После розового, уже когда компанию прогнали из детсада, Ройтер, говорят, любил зеленый. С ив-кляйновским постоянством он рисовал зеленые картины и фотографировал зеленые заборы. Он здорово продавался тогда и особенно был любим зарубежными дипломатами. Дипломаты привозили из-за границы флэш-арты с арт-ньюсами (за его осведомленность в области западного искусства Ройтера так и звали — Агентство Рейтер). Ряд упоминаний вскользь: состоял, помогал, принимал участие; Ройтера того периода мы видим, как его героев, — со спины или силуэтно, как черный рупор.
В 1990-м, переехав в Амстердам, Ройтер попал в тот самый пейзаж, который прекрасно знал по зарубежным журналам. А буквальный пейзаж за окном пошел впрок: Ройтер всегда только тем и занимался, что искал в пейзаже бесхозные объекты и точки парадоксальной напряженности. Изобразительную красоту он видел в обыденности, сюрреальность — в повседневности. Своеобразность поп-арта Ройтера состоит в том, что это поп-арт наоборот. Объект нужен Ройтеру только лишь потому, что больше уже никому не нужен, и эта вещь в пустоте, будто случайно забытая посередине холста, удивляет своей никчемностью и вызывает пронзительную жалость.
