Кирилл Серебренников: «Мракобесам надо сопротивляться»

Совсем скоро «Гоголь-центр» откроется после ремонта. Первой премьерой на Большой сцене будет спектакль Кирилла Серебренникова «Обыкновенная история» по роману Ивана Гончарова. Мы разузнали все подробности у главного театрального ньюсмейкера лично.

Кирилл Серебренников. Источник: Ira Polyarnaya/«Гоголь центр»

Кирилл Семенович, ходили слухи, что ремонт «Гоголь-центра» — всего лишь предлог, чтобы его закрыть.
Спешу развеять слухи. Дело в том, что нам изначально давали деньги на ремонт сроком в год. Нужно было полностью переделать закулисную часть, публичные помещения. Но когда мы запускались, я подумал, если будем ждать год, артисты разбегутся или еще что-нибудь случится. И решил разбить ремонт на две части. Сейчас как раз вторая половина подходит к концу.

Что изменилось?
Я уверен, что если человек находится в нечеловеческих условиях за кулисами, это обязательно отразится на том, что он делает на сцене. Теперь после ремонта у артистов будут комфортабельные гримерки. Еще один большой репзал, новая костюмерная, лифт для перемещения костюмов из зоны хранения. В общем, все то, что должно быть в театре в принципе. Не в самом крутом, но современном. И несмотря на то, что ремонт еще идет, мы репетируем пять спектаклей одновременно.

Ими откроетесь?
Да, март у нас — месяц премьер. Начнем спектаклем Евгения Григорьева «Павлик — мой бог». Это версия драматурга Нины Беленицкой известной истории про пионера-стукача, ставшего героем. Мне кажется, сегодня это очень важный и уместный сюжет. Дальше — «Обыкновенная история», за ней — «Арлекин» французского режиссера Тома Жолли, который поразил прошлый Авиньонский фестиваль интересным многочасовым спектаклем по шекспировской хронике «Генрих VI». У нас он поставил совсем другой, очень милый, легкий и фантастически красивый спектакль. Взрослые люди попадают в него, как в сказку, и получают удовольствие. После этого мы покажем «Озеро» по новой пьесе Миши Дурненкова. Эта пьеса победила в нашем прошлогоднем проекте. Мы выделили деньги драматургам и попросили их написать «пьесу мечты». Потом устроили читки со зрителями, ориентируясь на их отзывы, выбрали текст для постановки. Последней мартовской премьерой будет «Хармс. Мыр» Максима Диденко. В основе — разные тексты Даниила Хармса.

Сами вы репетируете спектакль по первому роману Ивана Гончарова. Почему именно этот текст?
«Обыкновенная история» Гончарова — роман воспитания. Он был написан, когда жизнь кардинально изменилась, — началась техническая революция, появились машины, мануфактуры, капитализм. Герой Гончарова Саша Адуев — наивный мальчик из провинции, вот он приезжает в столицу. Из уютного дома — в жесточайший город. Разве это не современный сюжет? Какое количество таких вот мальчиков с романтическими идеями и завышенными ожиданиями сегодня едут в Москву? Чтобы стать «даниилами козловскими» или «олегами дерипасками». Ведь их тысячи, сотни тысяч.

«Обыкновенная история». Источник: Alex Yocu/«Гоголь-центр»

Адуева-младшего столица в итоге сломала. Но и его дядю, образец успешного и циничного жителя столицы, счастливым назвать трудно. Гончаров написал роман воспитания, вы ставите спектакль с пессимистичным посылом?
Театр никогда не ставит наклейки «хорошо» — «плохо». Он показывает ситуацию и позволяет зрителю все решать самому. Я в этой истории ничего не приукрашиваю. И мне очень важно, чтобы люди, которые играют в спектакле, несли с собой правду сегодняшней жизни, нашего времени. А это не так-то просто.

Инсценировку я написал года три назад. Но не мог найти артиста, который бы сыграл Адуева-старшего. Начал репетировать Федор Бондарчук, но не сложилось из-за его занятости в кино. Понятно, что хороших артистов много. Но мне нужен был такой, который бы еще и про современные реалии что-то понимал. Артисты, как правило, живут в замкнутом театральном мирке и носа оттуда не высовывают. Мы смотрим на них на сцене и не доверяем, не верим. А когда я случайно встретил известного продюсера, режиссера Лешу Аграновича, то вдруг понял — вот же он, человек, который все знает про Адуева-старшего. То, что младшего, Сашу, будет играть Филипп Авдеев, мне было ясно сразу.

Почему?
Он сильный профессиональный артист. Очень талантливый. Предельно честный. Бесстрашный. И человек, действительно живущий в надеждах и иллюзиях. Он чем-то похож на своего героя, хотя все про него знает и понимает.

«Обыкновенная история» — это будет жесткий спектакль?
Это версия. Да, версия жесткая. Но она не только про социальные вещи. Там же ведь и любви полно. Саша Адуев проживает несколько страстных романов, и его воспитание происходит в их контексте. У нас будет целая галерея очень интересных женских типов, которые мы еще и разнообразили. Женщины в спектакле — эдакие эринии, они поют музыку, которую написал прекрасный Саша Маноцков. И все такие красавицы-умницы, так что прямо радость.

Кирилл Семенович, после «Обыкновенной истории» вы собираетесь выпускать спектакль по некрасовской поэме «Кому на Руси жить хорошо». Ее никогда и никогда до этого в театре не ставил. И в принципе оба автора всегда были неугодны властям.
Поэтому власть всегда поступала с их текстами очень интересным образом. Она делала их скучными.

«Обыкновенная история». Источник: Alex Yocu/«Гоголь-центр»

Что вы имеете в виду?
Это просто. Хотите, чтобы Некрасова никто не прочел, — «сошлите» его в школьную программу. Это лучший способ его похоронить. А вы на секунду забудьте все, что вам твердили на уроках, возьмите и прочитайте. Это же один из самых радикальных текстов, и в поэтическом плане, и в плане правды о нас с вами. Диагноз-то Некрасов нам ставит неутешительный.

Это и ваш принцип тоже — ставить спектакли-диагнозы?
Я хочу репертуар этого театра строить таким образом, чтобы в нем были названия, которых нет ни у кого. Либо спектакли с популярными названиями, но с уникальным решением. Это возможно, если за дело берется режиссер-автор. Сейчас, к примеру, Андрей Жолдак начал ставить у нас «Грозу» Островского. Понятно, что ее миллион раз ставили. Но то, как это сделает Андрей, не сделает больше никто. Для меня это очень интересный проект.

Зачем непременно переносить действие в современность?
Я недавно наткнулся на интервью Льва Додина. В сознании многих он — апологет классического театра. Но на самом деле это один из самых резких и принципиальных современных режиссеров-художников. Он начал то, чем мы все сегодня занимаемся, еще в конце 80-х годов. Так вот он говорит, что не бывает классического театра, он всегда современный. Всегда про сегодня. И я тут с ним полностью солидарен. А когда артисты надевают на себя кринолины, во мне это всегда вызывает недоверие. Хочешь, чтобы непременно был кринолин? Тогда делай реконструкцию. И помни, что люди по-другому садились, ходили, разговаривали, руки держали. Если сделать настоящую музейную реконструкцию, тогда окей, я буду с уважением относиться. Сидеть, как в капсуле времени, и смотреть про XIX век. Но если просто нарядить бутафорские костюмы и что-то изображать, получится вранье и только. Поэтому «Обыкновенная история» у меня сегодня происходит. Хочу, чтобы зритель смотрел и понимал, что это про него. Чтобы в Саше Адуеве и в Петре Адуеве себя узнавал.

А вы как-то себя с этим персонажем соотносили?
В чем-то я — Саша Адуев, в чем-то — его дядюшка. Чтобы сыграть Петра Адуева, надо найти его правду. Мы с Лешей Аграновичем очень старались это сделать. И то фиаско, которое терпит этот герой в финале, оно ведь в чем-то и наше фиаско тоже. Пояснить не могу, пусть будет интрига. Но мы изменили финал романа. Приходите и увидите.

«Обыкновенная история». Источник: Alex Yocu/«Гоголь-центр»

«Кому на Руси жить хорошо» — спектакль, который вы делаете совместно с Ярославским театром им. Федора Волкова. Почем именно эта труппа?
Так сложилось. Во-первых, Ярославская область — это некрасовские места. Там находится знаменитая усадьба Карабиха. Во-вторых, я давно дружу с этим театром — с директором Юрием Итиным и режиссером Евгением Марчелли. Это очень интересные и порядочные люди, которые сделали важное дело — провинциальный театр превратили в театр серьезного столичного уровня. Когда мы приезжали на гастроли в Ярославль, они предложили мне поставить что-нибудь у них. А я решил, почему бы не сделать это как копродукцию.

Знаю, что вы с Театром Волкова и своими артистами ездили в экспедицию по некрасовским местам. Впечатления от увиденного, наверное, предсказуемы. Мрак, разруха… И все-таки, может быть, было что-то прекрасное, светлое, что вас удивило и вдохновило?
Прежде всего, это люди, которые в унизительных обстоятельствах стараются остаться людьми. Почти в каждом селе есть энтузиаст, который создал какой-нибудь музей. Собрал старые вещи, фотографии. И невероятно здорово рассказывает про это. И очень трогательно. Лично мне такие любовно и бережно созданные музеи посещать гораздо интереснее, чем большие институции.

Как местные жители реагировали на ваш приезд, на артистов?
Прекрасно. Мы приходили в гости к людям. Пили с ними водку, пели песни, слушали их рассказы, кивали и задавали вопрос, кому на Руси жить хорошо.

Они отвечали?
Отвечали. Им, говорили, на Руси жить хорошо. В этом же и «прелесть» нашей страны — что всем все нормально и даже хорошо.

Вы сейчас серьезно это сказали?
Абсолютно. Говорят: «А че? Все нормально, живем вот. Закрыли, правда, школу, и больницу, и роддом. Но ничего, помаленьку. Живем».

«Обыкновенная история». Источник: Alex Yocu/«Гоголь-центр»

Зачем вам понадобились сказки Афанасьева? Слышала, вы включаете их в свой спектакль.
Вот вы спрашивали у меня про светлое… Именно для этого. Некрасовская поэма — это история про русское рабство. А сказки — про свободу. Только в сказках русский человек абсолютно свободен. Хочет — летает, хочет — сексом занимается, хочет — матерится. Кстати, некрасовская поэма и афанасьевские сказки писались одновременно. Они однокоренные авторы, в жизни дружили. В Карабихе на столе у Некрасова лежит томик этих самых сказок.

В процессе работы над этим спектаклем, после экспедиции, как бы вы продолжили фразу «Россия — это…»?
Моя Россия — это поэзия, музыка, театр, кино, словом, искусство в самых разных проявлениях. Культура сейчас, несмотря ни на что, переживает расцвет. Другое дело, что общество не готово к этому расцвету. Оно пугается, пишет доносы, бежит в прокуратору, истерит. Ненавидит. Культура — вещь хрупкая. Ее легко можно затоптать ногами, забить палкой, сгноить в тюрьме. И это все вполне может произойти. Вообще, что угодно может произойти. Если будут заводиться уголовные дела на талантливых людей (за день до нашей встречи с К. С. было заведено уголовное дело на режиссера Тимофея Кулябина, поставившего в Новосибирске оперу Вагнера «Тангейзер». Обвинение — умышленное публичное осквернение религиозных символов. — Прим. ред.), рано или поздно они скажут «да пошли вы к черту» и уедут из страны.

А вы уедете?
Пока не собираюсь, видите, ремонт заканчиваем.

Для вас театр — форма протеста или территория свободы?
Форма свободной жизни. У Некрасова есть хорошая притча про холопа примерного Якова верного, который протестуя против рабства, барина и его несправедливого приговора, вешается. Он своей смертью мстит барину. История поучительная. Она про бунт рабов. Он страшен, отвратителен. Я его не приемлю точно так же, как не приемлю рабство. Я всегда выбираю свободу.
Чтобы люди понимали, что это за свобода, их надо с утра до вечера образовывать. Именно. Только так и надо. Другого варианта нет — все, что происходит сегодня, все эти чудовищные марши, судебные иски и прочее… они происходят из-за непробудной темности. Люди крайне необразованны. Нападение на оперу «Тангейзер» — это позор. Это то, что надо скрывать, чего надо стыдиться, как если бы сейчас, в XXI веке, вдруг у кого-то открылась средневековая бубонная чума. Встретилось то, что не могло встретиться, — Вагнер и провинциальный поп. Никто в мире не подозревал, что они могут где-то пересечься. Где Вагнер, где современная оперная режиссура? И где этот мракобесный поп, который, не видя спектакля, пишет донос. Он решил, что эта постановка оскорбляет его религиозные чувства. Если его религиозные чувства в принципе могут быть оскорблены, значит он неверующий, значит, он — язычник.

Как у классика — кто виноват, и что делать?
Сопротивляться, кто как может. Мракобесам и мерзавцам надо сопротивляться. В «Гоголь-центре» мы этим и занимаемся.