Выпускник «Седьмой студии» Кирилла Серебренникова, актер «Гоголь-центра» и звезда хипстерской Москвы, Никита Кукушкин участвует в самых скандальных театральных проектах и не боится быть непохожим на всех. Накануне нового сезона «ВД» поговорил с актером о новых ролях и устаревших ценностях.

ДЕТСТВО
Меня воспитала моя мама, совершенно необыкновенная, хорошая, добрая. Томочка, Тамарочка. Отца я никогда не видел. Когда был маленьким, часто сбегал из дома. Один раз мама нашла меня стоявшим возле полыхающей мусорки, другой — в сливной яме у теплицы соседей в деревне. Убежать мне хотелось всегда. Наверное, я что-то искал. И сейчас ищу.

ШКОЛА
Я учился в московской школе Сергея Зиновьевича Казарновского, это школа с театральным уклоном. И у нас был безумный класс. Мы издевались над привычной школьной иерархией, вот — есть лидер, а вот — его последователи. Отрицали ценности, которые нам вбивали взрослые. Никаких там «учись — потом поступишь, куда мы говорим, и будешь зарабатывать». Без конца дурачились. К сожалению, 10 и 11 классы я доучивался в общеобразовательной школе. Абсолютно ужасной, где завуч брала взятки стиральными машинками. И тогда я понял, что происходит со многими людьми в нашей стране. Люди, слушающие Стаса Михайлова, обучают детей. Они превращают детей в маленьких «стасов». Речь не про всех, но это отсутствие вкуса страшно.

ПОКОЛЕНИЕ
В каком-то смысле я был невыносимым ребенком, не подчинялся никому и ничему. Был, к примеру, у нас педагог по географии. Вдруг я понял, что у него уши похожи на сушеные яблоки. И мне так захотелось поделиться с ним этим наблюдением. Но не для того, чтобы как-то обидеть, задеть — просто поделиться. Я поднял руку и сказал: «А знаете…» Он меня выгнал из класса. Сейчас я понимаю, что старшее поколение «бьет» младшее, потому что их самих в детстве «били». Все меряют всех своей системой ценностей. Смотрят на твое поведение, и оно им априори кажется неправильным. На него сразу вешается ярлык. Я борюсь с этим. Нужно быть сильными, видеть только настоящее в человеке, а не смотреть на любого сквозь призму тех штампов, которые у тебя в голове. Ведь от этого каждое следующее поколение страдает: предыдущее уродует последующее. Нам нужно быть сильнее, находить силы любить и доверять друг другу. Идти вперед вместе.

СИСТЕМА
Порой все превращается в какой-то завод по производству актеров, конвейер. И эти самые актеры забывают, зачем они в профессию пришли. Вообще-то, чтобы мир изменить к лучшему (смеется). А что в итоге? Очка-заочка, набор по типажам, платные курсы… Это все тот же «стас михайлов». Когда я пришел поступать к одному мастеру, он мне сказал: «Ну кого ты будешь играть? У тебя такой рост. Ну кого?» Я тогда подумал, чему мне у него учиться, если для него искусство — это про «высокий — невысокий». И откуда-то точно известно, что именно на вступительных экзаменах надо читать. Я, например, читал Довлатова, пел песню Radiohead «Idioteque». Когда пел, одна женщина сказала: «Вот видишь, ничего там нет». Она имела в виду, у меня за душой ничего нет. Я, кстати, с третьего раза только поступил. До Школы-студии МХАТ два года играл в Детском музыкальном театре юного актера. Вместе со мной там играли Катя Стеблина, Филипп Авдеев, Саша Ревенко, Саша Горчилин, Рома Шмаков. Все мы потом стали частью «Седьмой студии».

МАСТЕР
Хотел ли я поступать именно к Серебренникову? Я просто понимал, что он мне ближе всех. Было ощущение, что мы с ним одной крови и цель одна. Для меня это важно. Кирилл Семенович взял к себе на курс тех, кого бы и я взял, будь я на его месте. Мне бы тоже было важно, чтобы все были разные. И немножко безумные. Но самое главное, чтобы все были настоящими. Чтобы сквозь тело душа мерцала. Вообще у нас с Кириллом Семеновичем отношения — от любви до ненависти. То мы с ним любим друг друга безгранично, то лбами сталкиваемся. Спокойно никогда не было. Он всегда, перед тем как я начинаю репетировать новый спектакль, говорит: «Ну, я не знаю, как ты это сделаешь». Словно ничего не получится. Получится.

ШКОЛА-СТУДИЯ
На первом нашем занятии Кирилл Семенович сказал нам: «Открывайте тетради и записывайте в столбик 30 раз — „тело“, „огонь“, „вода“, „небо“, „земля“, „ненависть“, „падение“, „грех“, „любовь“, „полет“. На следующей неделе покажете мне этюды на эти темы». Мы обалдели все, спросили, как. Он сказал, что не знает, но чтобы принесли. Спустя две недели мы принесли — принесли полное безумие. И вот тогда началась работа.

Знаете, это было похоже на приготовление попкорна. Берешь зернышко, бросаешь его на горячую сковородку. И вот одно раскрылось, за ним второе, третье. Кто-то из нас на первом курсе раскрылся, кто-то на третьем. Я всегда знал, что буду самым последним. И все будут думать: «А что такое этот Кукушкин? Просто смешной парень? Это все?» С первого курса наш педагог по актерскому мастерству Михаил Андреевич Лобанов говорил нам: «Единственное, что вы можете найти здесь, это самих себя». Бесконечность этих слов открывается тебе, только когда находишь… на секунду, потом опять теряешь, и поиск продолжается вновь. Спасибо всем, кто подарил нам самих себя. Кириллу Семеновичу, Федору Лаврову, Андрею Кузечеву, Александре Николаевой, Антону Васильеву, Сергею Сотникову, Михаилу Лобанову, Александру Маноцкову, Ире Гонто, Константину Мишину….

ЛЮБИМЫЙ СПЕКТАКЛЬ
Мой любимый спектакль — «Феи», хотя я в нем и не играю. Еще есть «Снежное шоу» Славы Полунина. На нем я понял, что такое катарсис. Когда дует ветер, идет снег и звучит эта музыка — сильнее в театре я ничего не испытывал…

АМПЛУА
Забавно, когда режиссеры подходят и начинают говорить со мной о моем амплуа. Один говорит: «Ты должен играть мужиков, просто обязан». Второй: «Ты эпичный герой, понимаешь? Эпика! Античный театр. Мне это снится!» Третий: «Ты комичный герой, одна комедия»… Это же все разные амплуа. Почему они с такой уверенностью говорят мне разные вещи? У меня нет причин им не доверять, они все — мэтры. Мне интересна такая «разность» видения меня. Но амплуа не существует. Есть душа и разные преломления ее. Режиссер вместе с актером преломляет душу артиста — и получается персонаж.

НАГОТА
Я ничего не имею против обнажения на сцене, когда это оправдано. Пока я не раздевался полностью. Но если буду играть юродивого, например, Василия Блаженного, там нет вариантов — как обойти этот вопрос и не пойти до конца, и не существовать в наготе. А так в большенстве случаев обнажения можно избегать.

«ГОГОЛЬ-ЦЕНТР»
Для меня «Гоголь-центр» — место поколения. Но я не хотел бы, чтобы в какой-то момент мы превратились в завод по производству спектаклей, чтобы из-за скорости страдало качество. Я придумал такие поговорки: чувак чувака видит издалека; от чувака чуваку (смеется), от сердца к сердцу, от меня тебе… В нашем театре такой принцип работает. Нет рамок и границ между актером и зрителем. Нет людей с коронами на голове. Это театр, в котором работают люди одной крови со своим зрителем.

ЗВЕЗДНАЯ БОЛЕЗНЬ
Посмотрите на меня. Вы можете сказать, что я думаю о себе, как о звезде? Как я выгляжу вообще? Я выполнил миссию какую-то на земле? — Нет. Я доволен собой? — Десять раз нет.

МАТ НА СЦЕНЕ
Я считаю, что мат не нужен. Но закон о запрете мата на сцене — нелепость. Для начала людям из правительства надо разобраться с дорогами, пенсиями, зарплатами, больницами, со «стасами михайловыми» в головах. А потом уже с матом. И в принципе можно ведь просто договориться — сказать: «Зачем нам ругаться матом, друзья?» А дальше уже — дело каждого.

ПРОФЕССИЯ
По большому счету я не театром должен заниматься. Я почти каждый день думаю, что надо завязывать. Но, видимо, еще не время. Вот когда Бог ко мне в голову постучится и скажет: «Никита, все, пора», вот тогда я пойму, что точно все.

СТРАХИ
Я боюсь, что буду думать обо всякой глупости вроде «Оскара» получить или еще какие-то дивиденды от таланта. Боюсь жизнь плохо прожить и закончить концертом «Мне 60, а я еще молодой!» Вместо этого надо нормальные добрые дела успеть сделать. Пока я только одно сделал — придумал «добрый ящик» (ящик, в котором люди могут оставлять вещи для бездомных. — Прим. ред.). Мало. А сил много. Мне иногда кажется, что долго я не проживу. Но это тоже мысли неправильные.

ПЛАНЫ
Хочется поработать с Андреем Жолдаком в «Преступлении и наказании». В кино меня можно увидеть 25 сентября. Будет премьера фильма Ивана Твердовского «Класс коррекции» (фильм получил призы на «Кинотавре» и на фестивале в Карловых Варах. — Прим. ред.). Еще я снялся у Юры Быкова в сериале «Метод». Надеюсь, что Рома Каримов будет снимать комедию, где я буду играть вместе с Сашей Палем (Александр Паль, артист Театра им. Маяковского и исполнитель одной из главных ролей в нашумевшем фильме «Горько!». — Прим. ред.). Вообще нас с Сашей в кино разглядел Петр Буслов. Мы должны были играть в одном его проекте. Я — начинающего режиссера, а Сашка — моего друга. Паль же высокий очень, а я маленький. Так что вместе мы очень мило смотримся. Все время вспоминаем те пробы. Жалеем, что не сложилось тогда. Надеюсь, теперь Рома нас вместе снимет.