Что такое «театр абсурда» ? Каким спектаклям разрешается быть нелогичными, и каким режиссерам — превращать нелепицу в откровение?  В нашем обзоре — образцово-показательные спектакли самого оригинального жанра. Те, что нужно смотреть в первую очередь.

Приверженцы абсурда в искусстве вообще вслед за родоначальниками жанра (Ионеско, Беккет) утверждают  бессмысленность человеческого существования и мир воспринимают как свалку отходов («нагромождение поступков, слов и судеб» Википедия). Причинно-следственные связи в их творениях часто отсутствуют, а герои не могут понять друг друга. Пусть  «театр абсурда» в прямом и точном его значении встречается редко, зато абсурдистская эстетика становится заметно популярнее. Она уже распространяется не только на классику абсурда, но и на классику вообще. Признанный мэтр здесь, конечно, Юрий Погребничко, чьи спектакли «Вчера наступило внезапно..», и «Предпоследний концерт Алисы в стране чудес» по Милну и Кэроллу соответственно давно превратились в культ. Но сегодня еще и Бутусов «кроит» Шекспира,  Крымов превращает Чехова в современный ужастик, а в Гоголь-центре и МТЮЗе прониклись любовью к Хармсу и Введенскому. То, что у всех у них получается в итоге, в высшей степени  заслуживает зрительского внимания. Китч, которым вполне могли бы обернуться любые заигрывания с жанром абсурда, здесь отсутствует. Вместо него — вкус, стиль и философская глубина.

«Отелло»
Сатирикон



Избыточный, эксцентричный, мастер сценического эпатажа. Юрий Бутусов превратил шекспировского «Отелло» в нечто невообразимое. В некую театральную мессу, соединяющую несоединимое:  вывернутого наизнанку  Шекспира (сразу в трех переводах: Сороки, Лейтина и Пастернака), Пушкина, Чехова и Ахматову. Энергетический замес такой силы, что не всякий зритель выдержит.
Феноменальная находка — черная краска, которую белокожий Отелло-Денис Суханов наносит на лицо и руки. Как будто ад демонстрирует свои права, с такой «отметкой» жить, как прежде, уже не получится.
Еще здесь есть толпы женщин с потекшей тушью, с призывно выскакивающей из глубоких декольте грудью, с бешеной тоской в глазах. Аляповатые мужчины-трУсы и молчаливые слуги-невидимки... Отрывок из «Руслан и Людмилы», пляски на рояле и даже «обнаженка».
Загадки Бутусов загадывает, а на разгадки даже не намекает. Безумный шифр режиссерской мысли освоил один только художник Александра Шишкин.  На сцене — горы мусора. Картонные коробки, вешалки, мятые пальто неизвестно какого года выпуска, искусственные цветы, кровати, череп и даже корабль на деревянных тросах... От такого количества вещей рябит в глазах, значение каждой из них на сцене неясно. Зато хаос этого мира различим и «запатентован». Только на свалке любовь так быстро превращается в ненависть, а домысел — в приговор.

фото Екатерины Цветковой


«С любимыми не расставайтесь»
Около



Спектакль, соединяющий володинскую пьесу «С любимыми не расставайтесь» с главными сценами из романа Достоевского  — одновременно философское высказывание о вечном и самая что ни на есть сатира на нашу никчемную,  абсурдную повседневность, страшное прошлое и неизвестно какое будущее.
Вот перед нами — вереница супружеских пар, чья «любовная лодка разбилась о быт». «Пьет, бьет», «завел женщину», «изменила», «нет общих интересов»... их объяснения в суде привычны слуху, не вызывают эмоций. Но Погребничко на то и Погребничко, чтобы повседневные драмы превращать в неистовый и вечный абсурд. Так, душевные муки в присутствии судьи (ее безупречно играет Ольга Бешуля) превращаются в гомерически смешное шоу под названием «развод в стране советской». В это шоу как будто бы «невзначай» прокрадываются сцены из романа Достоевского (благо, переодеваться не нужно — кринолины XIX века и телогрейки времен совка в этом театре всегда прекрасно сочетались). Порфирий Петрович выводит на чистую воду Раскольникова, Раскольников объясняется с Сонечкой Мармеладовой и т. д. Потом вдруг снова метафизические бездны сменяются советской «бытовухой», а потом и вовсе — хоровым исполнением хитов из прошлого: «Ромашки спрятались, поникли лютики». Вся эта «каша» непостижимым образом звучит надрывно, но без пафоса. При чем звучит о самом главном: о боли, которая в людях и их взаимоотношениях, вечна. О том, как страшно то, что боль эту никто не умеет и не хочет унять.

фото Виктора Пушкина


«Оноре де Бальзак. Заметки о Бердичеве»
Школа драматического искусства



В основе  спектакля  — одна единственная фраза из «Трех сестер» («Бальзак венчался в Бердичеве»), остальное — гениальная жуть от  Дмитрия Крымова, мастера сценических ребусов и визуальных метафор. Его фантазия не подчиняется никаким театральным законам или даже простой логике. Чехов  для него только повод к собственному эксперименту.
Крымов и его команда превратили чеховских сестриц в уродливых клоунесс, эдаких ведьмочек из фантастической страшилки. У Маши «выросли» шишки на ногах, откуда-то появился нос Анны Ахматовой. У Ирины стали гигантскими уши, а Ольга  превратилась в седого толстенького колобка. Страшненькие, убогие. Как, впрочем, и все остальные. Судите сами: Вершинин без руки. Соленый,  — с тремя. Андрей в женском платье и с беременным животом, Чебутыкин в образе неумелого врача-маньяка. Собственную ущербность герои явно не осознают — весело поедают на сцене арбуз (ах, какая сцена вышла!), гипнотизируют чайные чашечки, подшучивают друг над другом, сжигают бумажный город в медном тазу. Диалогов из пьесы нет и в помине, как и тягучей атмосферы «ничегонеделания». На сцене всё время что-то происходит, то уморительно смешное, то пронзительно грустное, а иногда и трагическое.  Режиссер сознательно лишает зрителя точки опоры — смешно всё произошедшее на сцене или страшно — в конечном счете не очевидно. Ни одной сцены в новом спектакле нельзя предугадать. Возможно, даже сразу понять ничего не получится. Но вот смысл, идею не уловить невозможно. Все мы — маленькие смешные уродцы, которые живут так, как будто бы они бессмертны,  а горя не существует. Но рано или поздно и смерть, и горе, случаются. И всех жаль.

фото Михаила Гутермана


«Четвероногая ворона»
МТЮЗ



«Четвероногая ворона» была когда-то студенческой работой знаменитого курса Хейфеца, но после того, как ее увидела Генриетта Яновская (худрук МТЮЗа), было решено «поселить» спектакль в репертуаре театра. Это неудивительно, поскольку Хармс сегодня актуален как никогда. На фоне голой каменной стены зритель видит три обаятельнейших этюда. Про безобидных киргизов, лузгающих семечки, про поклонницу водки с внешностью нимфы, про американца Петю, про вечный архетип — русского мужика с повадками гопника и душой поэта — и его жуткую супружницу с садистскими наклонностями. В единую сюжетную линию «картинки» выстроены, но очевидно это, только в финале, когда все герои выстраиваются  в вечную «очередь в магазин, который закрыт на учет». Публике показывают и то, что скрывается за дверью —  странный рай с тонной еды и музыкой Верди. Спектакль этот полон озорства — публика то и дело заходится в радостном смехе, распознавая абсурд дня сегодняшнего в хармсовских откровениях. И нигде не страшно, всюду смешно. Ребята как будто бы шутки на сцене шутят, на самом деле формулируют философию современности. Что наша жизнь, как не очередь к Богу? И смысла в ней — ни на грош.

фото: пресс-служба


«Елка у Ивановых»
Гоголь-центр



«Елка у Ивановых» режиссера Дениса Азарова — это пока единственная в России постановка пьесы Александра Введенского, классика абсурдизма и лидера ОБЭРИУТов.  Пьеса, написанная в 1938 году, лишена логики. По сути своей это кровавая околесица, суть которой — показать смехотворность смерти как таковой. Смерть, смешная и страшная одновременно, подстерегает каждого. И если ужаса не избежать, то нужно его хотя бы отпраздновать. Чем главные герои этой нелепой истории и занимаются.
Между зрителями (публика сидит не рядами, как принято, а разрозненными «островками») вприпрыжку бегают «старые дети» 32, 76 и 82 лет от роду, дразнятся и ждут, когда родители вернутся из театра и принесут елку. Вдруг (внезапность — одна из главных примет абсурдисткой эстетики) 32-летняя девочка Соня начинает произносить скабрезности, нянька тащит ее в видавший виды шкаф с толстенными дверцами. Там они на минуту-другую запираются, слышен визг. Нянька отрубает голову воспитаннице. Но стоп — никаких трагедий. Перед несуществующим гробом Сони родители яростно займутся любовью, а сама убитая красным призраком (на ней алое платье) продолжит бродить по квартире. После покажут сумасшедший дом, в котором санитар посчитает себя ковриком, а врач будет стреляться с собственным отражением в зеркале. В финале состоится судебное светопреставление — пока судьи будут «судить да рядить», няньку-убийцу убьют выстрелом в голову. Когда горка трупов вырастет на маленькой сцене в дверном проеме, станет очень страшно и очень смешно. Какая же короткая и дурацкая это штука — жизнь.

фото: пресс-служба