Чёрт с нами

Такого большого (во всех смыслах) спектакля, как «Карамазовы» Константина Богомолова, в МХТ давно не было.

Роман поставлен близко к тексту, но с учетом всех рефлексий на тему Достоевского; в итоге вышла масштабная фреска о заповедной стране, которую умом не понять, аршином общим не измерить, да и само время в ней течет по-особому. Постоянный соавтор Богомолова художник Лариса Ломакина соорудила на сцене громадный черный павильон: кфельные стены, кожаные диваны, в глубине — сверкающая барная стойка, она же кухня, где заправляет лакей Смердяков. По бокам — две выезжающие из стен плазменные панели (третья, огромная, висит над сценой), на них проецируются новости Скотопригоньевского ТВ и крупные планы происходящего на сцене. Когда видео выключают, на экранах появляются режиссерские ремарки, стилизованные под лубочную старину. «Богатый владелец питейных заведенийи игорных домов приехал семейные неурядицы разрешить», — поясняет экран. Но никто никуда не едет — семейство Карамазовых рассаживается на диване.

А в следующих сценах просто перемещается в другой угол — все действие романа происходит в одной черной гостиной, лишь иногда выплескиваясь в зал. Герои как будто заключены в просторной, нелепо шикарной комнате, которая нет-нет, да и покажется то траурным залом морга, то чистилищем. «Пошлость — это когда всерьез», — сказал как-то Богомолов. Он и делает спектакль как бы не всерьез,нашпиговав остроумными музыкальными гэгами: Митя дерется с папашей Карамазовым под «Родительский дом — начало начал...», а отец Феофил на похоронах папаши, уложенного вместо гроба в солярий, затягивает высоким женским голосом Show must go on.

Грандиозной оказывается самая первая сцена — приезд Карамазовых к старцу Зосиме (Виктор Вержбицкий). Поначалу похожий на младенца старец и Карамазов (Игорь Миркурбанов) спорят будничной скороговоркой, но потом вдруг вспыхивает скандал: Зосима срывающимся тенором кричит о Боге, Карамазов же воздевает руки, сверкая золочеными манжетами, и хрипло, как Высоцкий, пропевает что-то о «р-р-русском мужике». Так, как играет артист Игорь Миркурбанов, надолго исчезавший из театра и вернувшийся в него благодаря богомоловскому «Идеальному мужу», у нас не играли давно. Его глуховатый тембр мгновенно превращается в хриплый рык или гнусавый плач. Большие руки с растопыренными пальцами цепко загребают воздух, ноги вот-вот пустятся в пляс, а текст — дословный текст Федора Михайловича — обретает оскорбительную, почти нестерпимую мощь.

Густо заваренная Богомоловым постмодернистская каша лишь подчеркивает мрачность сюжета о сказочном городе, в котором люди жили-были, страдали-страдали, не смогли больше терпеть, да и превратились в бесов. Никого из них не жалко, зато очень смешно и страшно — за себя. «Говядина по-карамазовски!» — торжественно объявляет Смердяков, приглашая публику откушать на 40-дневных поминках папаши. Под звуки «Реквиема» Моцарта мертвый Карамазов вылезает из солярия. Изрядно перекошенный, с неподвижными глазами, он все так же охоч до женского пола — пройдет по залу и даже подарит кому-то цветочки с собственной могилки. И закопошатся на экране черви — не могильные, а те, что завелись в свертке с деньгами папаши, который спрятал убивший его лакей Смердяков. «В монастырь иду», — добавит он, признавшись в убийстве. И тут станет ясно, почему режиссер дал роли Смердякова и Зосимы одному актеру — Виктору Вержбицкому: зло и святость у нас перемешано и неразделимо. Вот потому в финале Богомолов убьет и Митю, и Алешу, оставив Ивана до конца дней беседовать с чертом. А черт, приняв облик папаши Карамазова, только более осанистого, в строгом костюме, окажется не только философом, но и артистом — произнесет монолог, да еще споет, цепко вглядываясь в публику: «Я люблю тебя, жизнь! Я люблю тебя снова и снова...» Последним потрясением становится то, как некоторые наивные зрители начинают хлопать черту в такт…

Как ни странно, самый мрачный спектакль сезона доставляет редкое театральное удовольствие. Потому что театр — единственное место, в котором процесс искусства происходит на наших глазах. То есть, сказать по правде, в нынешнем театре чаще всего не происходит, а симулируется. Но тут, в «Карамазовых», все так талантливо придумано и ярко сыграно, что то и дело обнаруживаешь у себя улыбку от уха до уха. Ну да, мы летим в пропасть. Но как талантливо.

фото: Екатерина Цветкова