Кинорежиссер , с 2005-го не работавший в театре, выпустил премьеру по неизвестному у нас американскому бестселлеру.

Когда вы впервые прочитали романа Дэниела Киза «Цветы для Элджернона»?
Я его прочитал незадолго до того, как начал думать, что буду ставить. Но к Алексею Бородину, который позвонил и пригласил к себе в театр, шел без конкретной идеи. Тем не менее, сразу озвучил свой принципиальный взгляд: я не могу смотреть в 356-ой раз «Вишневый сад». Такой театр похож на спорт. Лично мне кажется, что разговор со зрителем сегодня важнее, чем бесконечные сравнения, у кого было лучше, хуже, длиннее или короче. Потом я вспомнил о «Цветах» и начал писать пьесу по этой книге. Это будет первая официальная постановка книги Киза в России. Мы связывались с ним, получили права.

Вы видели фильмы по этой книге?
Их два — французский и американский. Но я их не видел. Пока не считаю это нужным, не хочу чужого влияния. У меня должны складываться взаимоотношения с автором напрямую.

Что вас поражает в этом романе?
Его чувственность. Это произведение написано не про умственно отсталого человека, хотя формально именно про него. Это история про всех нас. Про удачи, ошибки, судьбу. Мне понравилось, как здесь подана история о мужчине и женщине. Понравились все эти мучительные вопросы, как пользоваться тем, что ты умен? Готово ли общество принимать умного человека и пр.

Вы сами ответили на эти вопросы, прочитав книгу и работая над спектаклем?
Я давно на них ответил. Человек должен быть наполнен духовно, он должен быть цельным. Кто-то называет эту цельность харизмой, кто-то душой. Знания не определяют человека, они только переносят его в другую касту. Но, будучи даже самым умным, человек может быть и отвратительным и пустым.

Юрий, вы поставили свой спектакль в РАМТе. Как и у любого другого театра, у него, наверняка, есть особенности.
Не могу ответить на этот вопрос, я все-таки приглашенный режиссер, работающий с местной труппой. Но, конечно, в РАМТе для меня открылось много интересного. Я вижу, что это цельный коллектив, доброжелательные и профессиональные люди. Еще одно. Для меня идеальное произведение (будь то книга, спектакль или фильм) подразумевает дебют плюс опыт. Мне важно, чтобы в одном пространстве существовал и новичок, и мэтр. В данном случае у меня это сочетание есть.

Кто у вас дебютирует?
Максим Керин. Мне кажется, его выход на сцену будет событием в театральной жизни. У него будущее большого артиста. Правда, есть одно «но» — неизвестно, как сложится его судьба после премьеры. Потому что таких ролей, как в «Цветах», не так много в принципе.

Вы учитывали специфику аудитории РАМТа, когда ставили спектакль? Все-таки это молодежный театр.
Конечно, я приходил на спектакли, видел, какой на них ходит зритель. Выбирая язык своей постановки, я это учитывал. Тем не менее, надеюсь, что спектакль будет интересен всем. И знатокам, и даже тем, кто зайдет в театр случайно.

Современный театр существует на стыке жанров. Ни для кого уже не новость — эксперименты со звуком, светом, пространством... От вас также ждут чего-нибудь удивительного.
Я не начинаю работать с желанием кого-то удивить. Это неправильно. Но кино, которому я принадлежал раньше, утратило желание экспериментировать. Национальное кино в принципе исчезло. Оно превратилось в американское. А мне совершенно неинтересно работать в фастфуде, жарить сосисочку по законам, не мною изобретенным. Сегодня над всем довлеют фокус-группы, маркетологи, частично зрители. Никакого творчества. А театр не может без него существовать. Поэтому я в театре. Здесь сам процесс мне ближе, чем в кино. И как зрителю, и как профессионалу. Визуальное решение моего спектакля, надеюсь, впечатлит зрителей. Музыкальное оформление тоже будет очень ярким. И все же— я подчеркиваю — вопрос не столько в форме, сколько в смысле. Этот спектакль — повод задуматься о себе.

Что бы вы хотели, что бы зритель вынес с этого спектакля?
В зале сидят очень разные люди — разного вероисповедания, комплекции, национальности и возраста. Я не думаю, что стоит это усреднять и сразу определять, что поймет зритель. Один поймет одно, другой — другое. Главное, чтобы он не остался равнодушным.

Есть мнение, что режиссер должен быть диктатором. Какой вы режиссер? Как ведете себя с артистами?
Мне смешно, когда говорят, что у того или иного артиста-режиссера — сложный характер. Так не бывает. Или есть характер, или его нет. Бесхарактерным людям в театре делать нечего. Если говорить о себе...Если люди не делают того, что я прошу вовремя или делают, но спустя рукава, я для них враг. А если они ответственным и профессиональны, то друг. Я не видел ни одного режиссера в мире, который хотел бы быть диктатором. Но когда ничего не движется, неужели можно спокойно реагировать? Я в это не верю.

Вы говорили, что разочаровались в кино. Но, будучи генеральным продюсером телеканала «Дождь», верите в будущее телевидения?
Что тут говорить, российское телевидение сильно отстало. Мне хочется, чтобы рано или поздно на «Дожде», или на каком-нибудь моем собственном проекте, ситуация изменилась. Телевидение должно вернуться к человеку, стать его собеседником, другом. Оно не должен нести только информацию (в этом его всегда обгонит Интернет). Телевидение должно быть информационным шоу, неким представлением с авторскими взглядами. Мне кажется, что сегодня настал момент, когда можно попытаться сделать такое телевидение для людей.

Звучит оптимистично. Как и ваши мысли о театре. Вы следите за театральным процессом? Какое последнее яркое впечатление?
Я хожу в театр не так часто, но регулярно. Пожалуй, за последние два года самым сильным впечатлением стал «Дядя Ваня» Римаса Туминаса. Я считаю, это очень большой спектакль. «Онегина» я тоже видел, но... скажу так — до этого я уже видел «Маскарад» и «Дядю Ваню»... Вы, например, даже не догадываетесь, что я сделаю на сцене РАМТа. Аесли вы начнете заранее догадываться, я буду считать это своей неудачей.

Что выдумаете о состоянии российского театра сегодня?
Российский театр, в отличие от кино, устоял перед американской экспансией. Если в 90-х годах сюда зашел театр с Бродвея (как в кино зашли американцы, подсадив всех на свою на иглу и тем самым изменив мировоззрение), бог знает, что было бы. К счастью, обошлось, и это замечательно. Жаль только, что те зрители, которые раньше получали удовольствие от российского кино, сегодня ушли в театр. По пальцам могу пересчитать картины, на которые мне (и этим зрителям) не жалко тратить время и деньги.

Можете назвать такие картины?
Из последнего это, безусловно, «Мастер» Пола Томаса Андерсона. Обидно, что это кино вышло из американских рук. Оно могло быть русским фильмом. По ментальности. По тому, как сделано. Но сегодня русские снимают фильмы про войну в жанре компьютерной игры. А Министерство культуры заказывает фильмы про Лермонтова и т.д. Замечу, не про Пушкина.

Почему?
Вопросов к Пушкину много. «Сукин сын» наш Пушкин. Непонятно, что там с его национальностью, религией, женщинами. Лермонтов — красивый и в мундире. Он прекрасно подходит сложившейся системе координат. Но есть другой зритель, которому нужно про Пушкина. Моя дочь, например, не смотрит русское кино и телевидение. Она читает серьезные книги. То, что сегодня ей и таким же, как она думающим людям, навязывают якобы-национальную идеологию — это катастрофа.

Давайте закончим наше интервью на вдохновляющей ноте. Театр, как я поняла, для вас отдушина. Вы планируете продолжить работу как режиссер или «Цветы для Элджернона» — это разовая акция?
Я бы хотел продолжить. Театр для меня, действительно, как кислород. Он про то, как подобраться к себе, а телевидение все же — про то, как подобраться к зрителям.

Вы готовы сами предлагать проекты театрам?
Никогда этого не делал. Но учитывая то, что время сильно ускорилась, и все заняты собой, думаю, мне стоит попробовать. В этом есть смысл. И, конечно, я открыт для любых предложений.

фото: Светлана Маликова